Способностей к языку у меня практически нет. Не могу выучить и применить правила грамматики, от слов типа герундий или паст перфект континиус – изжога, железная расстановка слов в предложении меня угнетает. Единственное, что спасает, так это память на слова. Хотя она у меня избирательная. Вот, например, два английских слова – push and pull, знаю, что одно из них означает тянуть, а второе – толкать, но вот какое что – не могу запомнить. Это напрягает за кордоном, подхожу к двери с надписью “Pull”, и что делать – не знаю. Тянуть? Толкать? Обычно я жду, когда кто-нибудь в эту дверь пройдет, потому что спрашивать не люблю, да и непонятно, как вопрос сформулировать? А если ответят, что нужно “Pull” – легче не станет.

Тем не менее, мне как-то удалось закончить школу с преподаванием ряда предметов на английском языке, в основном за счет того, что приходилось много читать, много учить наизусть и какие-то блоки иностранного текста в голове запоминались. Их я и использовал. И DidWasником не был – этот термин я услыхал от Леньки Володарского, а он, в свою очередь, от своих родителей.

После школы я надолго замолчал. В институте меня не трогали, после первого занятия «англичанка» все поняла и оставила меня в покое, я только «тыщи» сдавал. На работе приходилось только читать англо-американские технические журналы, калымить письменными переводами, поэтому специальный словарный запас рос, а вот разговорной практики практически не было. Правда, пару раз в год мы ходили на международные технические выставки в Сокольники и там, если в боксе не было переводчицы, мне иногда удавалось поговорить со стендовиками. Стендовики, как правило, не спрашивали, откуда мы и зачем нам лазерные системы для измерения скорости газового потока. И так понятно, что раз без визиток, не собираем пластиковые пакеты пачками и с пониманием вопросы задаем, то мы – из аэро-космической конторы. Хотя были и такие, которые ненавязчиво спрашивали место работы, хотя бы с точностью до министерства. На такие провокации ответ был заранее подготовлен – мы сотрудники вагоноремонтного завода имени Войтовича.

Как-то раз, для оформления заявки на закупку американского прибора мне понадобились свежие данные и надо было съездить за ними в представительство фирмы на Ленинском проспекте. Представительство было в какой-то квартире, на переговорах сидела девушка со странной фамилией Жемчужина. Я подумал, что она эмигрантка – нет у нас в СССР таких фамилий (это потом, лет через 10 узнал, что такая же фамилия была у репрессированной жены Молотова), но оказалось что она наша и было видно, что сильно за нас переживает. Причину я понял через пару дней, когда меня позвали к телефону секретаря начальника отделения. Звонок был из Министерства авиационной промышленности, секретарша на меня смотрела странным взглядом – до меня начальникам секторов из Министерства не звонили. Трубка сразу начала орать – по какому такому праву мы поперлись на территорию капиталистического мира, в логово, так сказать, классового врага? Тогда-то я и узнал, что для разговора с иностранцем мне необходимо было получить разрешение зам.министра. Хорошо, что на эту встречу взял с собой коллегу и еще лучше, что получил «добро» у зам.начальника института по режиму. В общем, сдал я этого зам.начальника, сознался, даже пытать меня не пришлось.

Было у меня еще одно развлечение – иногда забугорные фирмы устраивали семинары по своей технике, то, что сейчас называют презентацией. Выходил индус, рядом садился переводчик, который вчера переводил что-то из рыбной, а позавчера – из хлебной промышленности, и начинался рассказ-показ. Я ломался где-то на пятой минуте и начинал с места поправлять. Ессно, без понимания сути дела, перевод был кривым и кричать с места приходилось непрерывно. К концу семинара голова раскалывалась – нужно было вникнуть в техническую суть, перевести на русский, сравнить с тем, что понял переводчик и выдать правильный вариант.

А потом началась перестройка. Наш институт приоткрылся для иностранцев и они налетели, думая, что тут, за заборами ВПК, скрыты неизвестные им тайны природные, неведомые законы физические и способы, позволяющие без компьютеров, на пальцах, вычислить то, над чем у них пупер- суперкомпьютеры бьются. Да еще и задешево.

О том, как с ними носились – это отдельный рассказ. Но выяснилось, что пообщаться – не получается. Наши ученые люди всю жизнь читали забугорные журналы в оригинале, переводили технические статьи, но последний раз слышали сладкую музыку английского языка в далеком детстве или юности. Да и то на уровне Анна унд Марта баден. Поэтому они сидели и молчали, хотя глаза у них, конечно, были умными.

Приглашать переводчиков со стороны было невозможно – специалисты широкого профиля были бесполезны, а в родственных НИИ ситуация была аналогичной.

На весь институт сразу нашелся всего один переводчик, назовем его В.Р. Он закончил Физтех, сам выучил язык и не стеснялся на нем говорить, хотя произношение у него было на первых порах не очень. Но его понимали, и он понимал, характер у него был общительный, легкий на подъем, он быстро стал личным переводчиком начальника института и стал регулярно мотаться на все международные авиационные выставки типа Фарнборо или Ле Бурже.

(Когда он ушел на инофирму, то начальник института вызвал меня к себе и предложил заместить его по всем направлениям. Но я подумал, что придется чемоданы таскать, вспомнил рассказы В.Р., как ведут себя наши крупные начальники за кордоном, выпрашивая у принимающей стороны халявную выпивку и одноразовые лезвия для бритья, и отказался, а потом и совсем ушел из института.)

На свою беду мы с В.Р. занимались близкими делами и на выставках толкались у одних и тех же стендов, он мне предлагал свои услуги, набирая разговорную практику при любом удобном случае, а я всегда гордо отказывался, мол и сам не дурак поговорить. Так что он про меня знал. И при первом же возможном случае привлек.

Это произошло естественным образом – в институт одновременно приехали две делегации и нужен был второй толмач. Одна делегация – на переговоры, а вторая – на чтение лекций. В.Р. мне позвонил в пятницу, сказал, что деваться некуда, что нужно переводить семинар (себе он, ессно, оставил переговоры), что тексты докладов он мне передаст, что у меня все получится (кто бы сомневался?) и чтобы я не волновался (с какого перепугу?).

Он действительно мне передал штук 10 докладов и дал ценный совет – перед началом перевода сказать докладчику –expert English, pls.

Доклады были не из моей области, но не очень далеко, и пришлось поднимать терминологию, но за два дня – субботу и воскресенье – я более или менее напитался новыми словами.

В понедельник приехали англичане, они были приятно поражены моим произношением. А что? На фоне остальных я бы мог смело написать – роскошным, но скромность не позволяет:).

Начал переводить. Шло все легко, иногда проскакивало какое-то незнакомое слово, но контекст и интуиция легко решали проблему. Так шел доклад за докладом, народ что-то спрашивал из зала, я переводил, комментировал, отсекал глупые вопросы, короче, чувствовал себя на сцене как дома. Так прошло около 6 часов, практически без перерыва. И, незаметно для меня, подкралась усталость. То есть я еще выглядел молодцом, но голова уже начала закипать. И вот, на ровном месте я не могу перевести текст, потому что в начале предложения идут три незнакомых слова подряд и смысла я не улавливаю. Ну, когда одно из десяти не знаешь, да еще идея понятна, да еще и график висит, то можно догадаться, но три незнакомых слова подряд это уже слишком. Переспрашиваю. Мне повторяют. И я опять не понимаю. Что самое ужасное, в зале начинается смех. То есть они уже поняли и перевели. А я в ступоре. Обращаюсь в третий раз. Докладчик смущенно улыбается и тщательно, медленно, с четкой артикуляцией говорит. В зале откровенный хохот, а до меня постепенно доходит, что переводить не надо, потому что три неизвестных мне слова это – Victor Mikhailovitch Chuiko – имя, отчество и фамилия зам. Министра авиационной промышленности.

-*-*-

На этом я хотел закончить, но не смог – полезли в голову разные случаи и примеры из этой серии. Конечно, я не был профессиональным переводчиком. И не мог бы им стать по двум причинам – грамматику не знаю и за спиной стоять не умею. Даже когда меня занесло переводить зам. Министра авиационной промышленности на приеме в СпасоХаусе я нахально стоял третьим и принимал участие в беседе.

-*-*-

После семинара я попал в обойму, стал переводить все подряд, но, в основном, по делам нашей лаборатории. Переводил на выставке «Авиадвигатель-92». Там, кстати, у меня был самый хороший перевод и самый плохой. Самый хороший, когда я переводил директора нашего института – получился практически синхрон – все-таки тема была знакома. А самый плохой – с одним деятелем из КБ Туманского, прочнистом-турбинистом, тема мне не близкая, да еще и текст написан был так, что я ничего не мог понять по-русски. В техническом переводе для меня главное – самому понять, о чем речь, а потом я уже разберусь, как перевести, чтобы инженеру было понятно и грамматику не обидеть. А тут пришлось переводить отдельными словами, потому что не смог понять текст доклада на родном языке. И дело не в том, что терминологию не знал. Просто первый раз в жизни не понимал текст на русском. Ощущение было какое-то дикое. Слова знакомые, но так зацеплены и расставлены, что смысл не то что не просматривался, а даже и не угадывался. Сел переводить, он начал говорить – цитирует свой текст. Я его прошу повторить, он по памяти слово в слово шпарит, сбить невозможно. Ну я плюнул и начал переводить отдельные слова. А что делать?

Там же я переводил доклад какого-то спеца из НАСА, г-на Боудича, я на нем отдохнул после нашего чуда. Перевел его, освободился, он что-то меня попросил, типа хочу к вам в институт, потому что остальные доклады ему не интересны. Я попробовал помочь, но не смог. Так просто, с налета, такие дела не делались, в порядке компенсации предложил ему прокатиться по Москве на моей машине, типа экскурсия. Он согласился. Я его честно предупредил, что за машиной придется ехать на метро, что у меня дохлый аккумулятор, но он не испугался.

Сели на метро, доехали до дома, перекусили – у нас в холодильнике были только сосиски и соленая до слез красная рыба, от сосисок он отказался. А рыбу съел. Почапали на стоянку. Аккумулятор был мертвый, не крутил совсем, поэтому надо было прикуривать, у сторожа были провода, а какой-то мужик кувыркался со своей Волжанкой. Подошел, объяснил ситуацию, он подъехал, открыл капот, начали накидывать провода – зажим не держит, надо его руками прижимать, пришлось г-ну Боудичу держать провода, пока мы сидели за рулем и газовали. Он пытался дать денег, но я сказал, что не надо, не принято. Сели, поехали, маршрут стандартный – Центр, Новодевичий, смотровая площадка. На Большом Каменном попали в пробку, а у меня реле не работает, вентилятор на радиаторе не включается, движок перегревается, пришлось включать печку и открывать окна. Ташкент. Терпит.

В Новодевичьем он дал профессиональным нищенкам пару долларов. Скорость, с которой они их спрятали, говорила о том, что валюту они уважают и не первый раз получают, т.е. вопросов – а что это ты, милок, какие-то странные бумажки суешь – не было. Когда ехали на смотровую, то я нахально не стал стоять в очереди на поворот в правом ряду, а решил на стрелку свернуть из второго ряда, объехав очередь. Г-н Боудич сказал, что его шофер тоже так ездит. И тут я понял, что мужик, видимо, в чинах, потому как простым людям там шофер не положен. Но ничего, все издевательства моего автомобиля вытерпел. Нормально с ним расстались, я ему подарил какую-то книгу про Москву, он мне через пару месяцев прислал Паркер. До сих пор где-то лежит.

-*-*-

Делегация из НАСА открыла мне глаза на американцев. В то время у нас шла Санта-Барбара. И я все никак не мог понять глупость сценаристов, которые заставляли героев произносить абсолютно искусственные и киношные слова – типа – У тебя есть план? Какой у нас план? Ты уже придумал план?

Я уже 20 лет работал в плановом хозяйстве и ни одного плана за это время не выполнил, на фига он нужен и тем более, зачем про него говорить? Все равно будет так, как будет.

Или –я уважаю твое мнение.

Или, еще забавнее – ты здорово сделал свою работу.

Это меня особенно веселило. В традициях наших не то, чтобы похвалить, спасибо я ни разу не слышал за свои переводы, все воспринималось как должное. А тут я отстрелялся, стою отдыхаю, ко мне подходят человек пять или шесть, хлопают по плечу и говорят – good job. Я чуть не упал, хорошо возле колонны стоял, и страшная мысль мне пришла в голову, что все в Санта-Барбаре – правда. Они такие и есть.

-*-*-

У нас в НИИ были плотные контакты с одной очень крупной английской компанией. И при обсуждении технических вопросов, за столом, когда разговаривали технари, рисуя графики на листе бумаги, я заметил одну интересную особенность. Наши начинали говорить как Левитан, очень медленно, громко и с выражением. Видимо, они надеялись, что в этом случае их поймут и без перевода. Иногда я их вообще не переводил, не было нужды, они там сидят, рисуют и все им ясно и понятно без перевода.

Ну и конечно, разные бытовые привычки. Кому-то из них понадобилось добраться на Ленгоры. Ехать на метро с ними было нельзя – делегацию не на кого было оставить, поэтому решили отправить их на такси. Выходим на улицу. Мимо едет такси – я машу рукой – не останавливается. Сразу вопрос с удивлением – а почему он не остановился? Отвечаю – не хочет. Как не хочет? Второй свистит мимо – почему не остановился – не хочет. Машин через пять остановилась типичная черная райкомовская «Волга». А этот почему остановился? Хочет.

Повезли коллег с «Роллс-Ройса» в Новодевичий, на экскурсию после переговоров. Я там на перекрестке встал так, что светофора не видно. Они волнуются – зеленый не увидим. Отвечаю – услышим. И точно, услышали. Оббибикали с ног до головы.

Они же очень удивились шутке – пишется Манчестер, а читается Ливерпуль. И я понял, что шутка эта местная. Вообще, наибольшие проблемы у меня возникали при переводе анекдотов. И словарный запас у меня не в той области был накоплен, да и шутки юмора у нас все-таки отличаются. А иногда и просто невозможно перевести, все уходит в песок. Например, тогда была популярна шутка, что разница между демократией и демократизацией, такая же как между каналом и канализацией. И что делать?

Не смог я донести до американцев и такую шутку – Я редко обещаю, но уж если я обещаю, то никогда не выполняю.

Они так и не поняли, где тут юмор.

Самый популярный анекдот был про трех попугаев.

На рынке продают трех попугаев. Один стоит 10 000.

Почему так дорого? Знает таблицу умножения, умеет писать программы на Фортране.

А вот этот, за 20 000, что умеет? Ну этот вообще решает в уме уравнения Навье-Стокса.

А третий, за 30 000, что может?

Вроде бы ничего.

А за что такие деньги?

Так эти двое его называют боссом.

-*-*-

Из всех переводов самым занятным был перевод мануала к электростанции с газотурбинным приводом. У нас в институте как грибы стали организовываться разные кооперативы, малые предприятия, и даже совместные. И вот на одно из таких предприятий вышли из концерна АВВ c такой задачей – в темпе перевести этот мануал. В качестве затравки дали том на 300 страниц с чертежами внутри и дали срок – меньше месяца. Если хорошо сделаем, то дадут перевести целую комнату таких мануалов – есть за что бороться в голодное время. Сдавать под ключ, т.е. такой же том, но на русском и с такими же чертежами. Сразу было понятно, что это не на одного человека – нужна команда. Плюс еще высокие требования к безошибочности и правильности перевода – там такие киловатты, что с ними лучше не шутить. Начал искать команду и никого не нашел за забором, набрал среди своих. В итоге нас работало около 15 человек – 5 технических переводчиков, технические редактора, литературный редактор, форматировщики текста с чертежами. Была отработана технология одновременного перевода всего тома, когда текст бился на куски, каждый из которых сначала предварительно просматривался переводчиком для вытаскивания терминологии. Затем словари переведенных терминов от разных переводчиков обрабатывались и сводились техническими редакторами в общий обязательный для всех словарь – так мы решали проблему разнобоя в терминологии (Как-то мне дали чужой перевод на редактирование, там я обнаружил, что в приборе для измерения солености в море на задней стенке стоят пять взрывателей, это умники так fuse перевели, пятое значение «взрыватель» взяли из политехнического словаря). Мы все успели, и перевели, и отредактировали, и отформатировали, нам не помешала даже не вовремя сгоревшая электроподстанция, когда мы печатали том. Но комнату с мануалами так и не увидели – контракт на строительство электростанции лопнул.

-*-*-

Конечно, не знал бы языка, многого бы не увидел и со многими интересными людьми бы не пообщался, но закончить заметки мне хотелось бы другим очень мудрым наблюдением – в отличие от моего языка, от английского у меня никогда не было неприятностей.