Если бы я знал, что, поступив в институт, к моей левой руке на шесть лет приклеится логарифмическая линейка, а к правой – Кохинор, то крепко бы задумался. Конечно, у такого инструментария были и свои плюсы. Кохиноров можно было задешево купить целую коробку, а только что появившиеся красивые белые пластмассовые логарифмические линейки было приятно держать в руках.

Михалычу, в этом смысле, повезло меньше. Ему удалось поступить на жутко престижный психфак МГУ, а, как известно, психологи это такие люди, которые немного подумают, чуть-чуть понаблюдают, зададут пару-тройку вопросов, слегка удивятся про себя, а потом пишут, пишут, пишут… Поэтому ему позарез была нужна пишущая машинка.

Можно было купить и нашу, но она только называлась пишущей и издали на нее была здорово похожа, а вот печатать не любила. И все гонялись за гэдээровскими, подороже, посимпатичнее и понадежнее. Но купить их было трудно, дефцит. И когда ему эту машинку добыли по большому блату, то на фоне долгожданной радости возникла естественная мысль, что агрегат надо обмыть.

И вот, в один из октябрьских дней далекого 67 года договорились встретиться «под гранатой» (на Красной Пресне, у памятника возле кольцевой станции метро), мы там встречались чаще всего, потому что Михалыч жил тогда на Большой Грузинской, возле Тишинки, да и мне из Сетуни туда было удобно добираться.

Написал про встречу «под гранатой» и вспомнилась другая встреча на этом же месте, которая не имеет никакого отношения к данной истории, но имеет отношение к Михалычу.

Где-то 26-27 июля 1973 года мы договорились о встрече «под гранатой» часа в два. Стою, жду, пять минут, десять, пятнадцать минут – нет его. Ищу двушку, звоню ему из автомата домой – никого. Жду дальше. Тридцать минут – нет. Появляется через 45 минут, слегка запыхавшийся.

Задаю естественный вопрос – Куда делся-то? (Сейчас я, конечно, спрашиваю – ничего не случилось?).

– Трамвай ждал – отвечает.

– А пешком? Идти 10 минут.

– Так опаздывал и решил, что на трамвае подъеду. А его все нет и нет. Глупо, прождав 15 минут, идти пешком. Ведь он тут же появится и обгонит на полдороге.

– Так почему не дождался?

– Сначала обратил внимание, что на остановке стою один, а потом заметил, что трамвайные рельсы сняли.

Не удивительно, что обладая такими ценными качествами как наблюдательность и умение сделать правильные выводы из увиденного, Михалыч года через два с блеском защитил кандидатскую.

Если вы думаете, что я это нарочно придумал, таки нет. Двадцать пятый маршрут действительно резко убрали с Большой Грузинской 25 июля 1973 года. Недовольные советской властью говорили, что причиной послужила авария на улице Горького, когда правительственное авто врезалось в трамвай, выехавший с Большой Грузинской. Но, господа, там же был светофор. Это только клеветники могут злобно перешептываться на кухне, что авто с мигалкой будет наплевательски относиться к правилам дорожного движения и кидаться на трамваи.

С нашей точки зрения намного более правдива версия о том, что жильцам только что построенного элитного дома шумный трамвай мешал и они просто попросили его убрать.

В тот день, кроме Михалыча, были еще два желающих обмыть пишущую машинку – Селя ака Барс и Ник. Насчет Ника я не уверен, но Селя – точно. Итак, первая часть задачи – сбор коллектива – была решена.

Наступила вторая фаза операции – А что пить-то будем? Должен сказать, что выбор у нас был невелик. Деньгами мы тогда были небогаты, возможностей подработать практически не было, да и менталитет тогдашний как-то на это не настраивал. Поэтому в нижнем ценовом сегменте особой популярностью пользовались два напитка – розовый вермут за 1 р. 22 коп. и портвейн за 1 р. 27 коп. Дешевле не было ничего. Затарились мы четырьмя бутылками в гастрономе в «Высотке», заботливо спрятав их в портфеле, и возникла естественная необходимость решить третью часть проблемы – подумать о месте приема алкогольной продукции. Вариантов практически не было – либо из горла в скверике, либо в стекляшке. Так как в карманах еще звенела мелочь и даже шелестели рубли, то решились на стекляшку. В этом решении был небольшой и приятный риск – в стекляшку нельзя было приносить и распивать. Но эту проблему Селя решал виртуозно, разливая под столом, по «булькам».

Ближайшей к нам была стекляшка напротив «Баррикад», но возвращаться обратно не захотели и пошли в «Аист» (там железная птица торчала перед входом, задрав клюв к небесам), недалеко от Театра на Малой Бронной. В Аисте взяли по котлете и компот. Начали, конечно, с компота. А вы что подумали? С котлет? А тогда куда портвейн наливать? Стандартно мыслите, товарищи.

В этом месте нельзя не поделиться гораздо более заковыристым примером истинно нестандартного мышления, которое продемонстрировал Михалыч классе в седьмом. Итак.

Пришел как-то я к нему в гости, точнее навестил по причине его болезни. Как обычно, минут сорок звонил в дверь, пытаясь вытащить страдальца из кровати. Меня всегда удивляло, как это в болезненном состоянии можно было иметь такой здоровый сон? Естественно, проголодался. Естественно, первым делом спросил

– Поесть есть чего?

– Да, на кухне чебуреки разогреваются.

Я полетел на кухню, обожаю чебуреки. Влетел, на плите ничего, ни одной сковородки и огонь не горит. Ну, думаю, глюки. Вот только у кого? Понесся обратно в комнату

– Нет там ничего.

– Ну как нету, точно есть.

Лечу обратно – плита холодная. Вернулся и отконвоировал больного на кухню.

– Ну, вот же они, удивленно сказал он, показывая на чебуреки, мирно лежащие на горячей батарее парового отопления.

Я до сих пор переживаю, что не я это придумал. А на всякие там нападки, что, мол, надо было взять и разогреть по человечески, отвечаю – А вы когда-нибудь пробовали искать масло в холодильнике?

Мы неспешно приговорили все 4 бутылки, с трудом протолкнули в себя котлеты и нас потянуло на прекрасное. А прекрасное было расположено в кинотеатре повторного фильма, практически за углом. Вышли на улицу, дошли до «Повторного», даже фильм для себя подобрали, но тут случился облом – билеты кончились. Решили подождать следующего сеанса. В Гастрономе купили бутылку «Солнцедара» (конечно, здесь я мог бы тонко пошутить, что выбирая между «Агдамом» и «Солнцедаром» мы остановились на втором, как обладающим значительно более тонким букетом. Но понять эту шутку могут только те, кто пробовал эту краску. А таких здесь немного) и удобно расположились на лавочке Тверского бульвара.

Место было знакомое, давно обжитое. Рядом жили Степа и Дыркин, а в самом его начале стоял памятник Тимирязеву. Как обнаружил Кузя, если смотреть на памятник сзади и слева, то один из пальцев скрещенных внизу рук торчит вперед и похож совсем даже и не на палец.

Закачав в себя бутылку и не расплескав при этом желание посетить учреждение культуры, мы сделали вторую попытку купить билеты. С тем же результатом. Сгладить разочарование помогла вторая бутылка того же напитка из того же Гастронома, которую мы уговорили на той же лавочке.

Потратить столько времени на осуществление мечты и не сделать очередной попытки мы не могли, хотя встать на ноги нам было уже трудновато. Но мы геройски пошли в сторону Повторного, хотя дойти смогли только Гастронома и все опять завершилось стандартным результатом.

После третьей попытки пойти в кино были прекращены – не судьба.

В этом предложении слово «бутылка» после слова «третьей» пропущено намеренно. Во-первых, оно не обязательно, а, во-вторых, мне кажется что вы уже утомились от их перечисления и циркулярности ситуации, вот я и решил немного вас взбодрить, передернув привычное и гладкое изложение.

Если бы описание моего кошмарного состояния помогло бы отвратить молодое поколение от приема алкогольных напитков в неумеренных количествах и ненадлежащего качества, я бы поднатужился и оклеветал себя. Но, как известно, помогает лишь собственный опыт, поэтому продолжим повествование, пользуясь нейтральными красками и практически не привирая. Отказавшись от попыток посмотреть фильму и покончив с деньгами, решили расходиться. Я пошел провожать Барса и Ника, заодно и проветрился. Когда я подходил обратно к лавочке, на которой мы сидели, то увидел лежащего на ней Михалыча и двух милиционеров, которые вели светский диалог, размышляя о дальнейшей судьбе нечаянной находки. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не одно слово, которое было произнесено милиционерами, когда они ставили диагноз – пьяный, наверное – не подумав, сказали они. Услышав это совершенно оскорбительное определение, эту гнусную клевету Михалыч с трудом, но, все-таки, встал и с возмущением отчетливо произнес:

– Я – пьяный!? Да я по струнке могу пройти!

И сейчас, через много лет, могу смело утверждать, что шел он практически строевым шагом и траектория его движения гораздо более походила на струнку, чем на разболтанный зигзаг. Этим шансом нельзя было не воспользоваться, я пристроился рядом и мы пошли в сторону Пампуша, точнее говоря от милиционеров. Соображалки хватило не ехать на метро домой, а попробовать протрезветь во время прогулки на свежем воздухе. Мы с ним дошли по Горького до Грузинской, там налево, в сторону Тишинки и вот мы уже поднимаемся с ним на третий этаж, звонок в дверь и я бегом вниз – по разработанной в процессе пешей прогулки легенде, для уменьшения морального ущерба нашей репутации, его не было со мной, а меня с ним.

Правда, легенда не сработала. Когда моя зеленая тень на следующий день пришла навестить товарища, то дверь мне открыл батюшка Михалыча.

Посмотрел на меня и сказал – Что же это вы так вчера с Игорьком….наозорничали.

Надо сказать, что с запасом обмытая пишущая машинка долго служила хозяину верой и правдой. Он на ней стучал, стучал и достучался до профессора в Нью-Йоркском университете. А если б мы ее обмыли не так капитально?